— Моя нежная Элоиза! Цветущая, смешливая Элоиза… Ты пробуждаешь звуки волшебной флейты в моём сердце… Все мысли мои только о тебе…
— Моя бедная матушка! Чуткая, рано состарившаяся матушка… Ты умираешь на моих глазах от мучительного кашля… Все молитвы мои только о тебе…
— Мой строгий отец! Благоразумный, рассудительный отец… Ты требуешь от меня забыть Элоизу и сосредоточиться на сочинении музыки, иначе не будет средств лечить матушку. Все денежные надежды твои только на меня…
Мысли и чувства вихрем кружились в голове. Первая любовь… Жестокая болезнь… Сыновий долг… Как легко сочинять музыку и как трудно быть молодым и бедным!
Казалось, что душа выворачивалась наизнанку и сама выплёскивалась динамическими водопадами на нотную бумагу. Вдруг композитор замер.
Не пойдёт. Слишком патетически. И пронзительная флейта здесь ни к чему. Ведь герцог заказал себе лёгкую музыку для приятного времяпровождения в элитном кругу, здесь же звучат очень личные переживания. Придётся переписывать.
Через неделю в известном парижском салоне играли новый цикл сонат для клавира и скрипки, сочинённый на заказ музыкальным гением из Зальцбурга. Лиричные звуки текли легко и выразительно, приглашённые гости развлекались, герцог одобрительно кивал головой в такт музыке: удачное приобретение.
Молодого композитора в зале не было. Музыкальному гению было физически больно слушать своё собственное сочинение: исправленная под вкус герцога музыка звучала абсолютным диссонансом тому, что творилось в его сердце. Он сидел в тёмном вестибюле, нервно комкая в руках два письма. Первое, на пяти листах, — прощание с Элоизой. Другое, краткое, — извещение отцу в Зальцбург о кончине матушки…
На сто слов меньше 