Он есть в каждом с ребёнке: детектор чуши, почти такой же чувствительный, как детектор скуки.

Школа ломает оба.

Редкий ребёнок сохраняет их целыми…

Восьмикилометровый поход по джунглям изрядно вымотал путников. Не то чтобы маршрут был сложным, однако попотеть пришлось.

— А махнём на озеро?

Так и сделали. Очень кстати на берегу оказался лодочник, и вскоре вся команда, вытянув усталые ноги, наслаждалась закатными видами с борта моторки.

— Не желаете ли покормить обезьян?

Словно по мановению волшебной палочки лодочник достал из потайного ящика мешок гигантских кукурузных чипсов. Ребята дружно закивали в знак согласия: желаем!

Лодка направилась к ближайшему островку. Сидевшие на берегу мартышки, завидев ревущую моторку, дружно ринулись в воду. Яростно отталкивая друг друга от добычи, обезьяны пихали кукурузные палочки за обе щёки. Путники веселились, снимая происходящее на смартфоны.

Огромный мешок обезьяньего угощения быстро опустел. Вдруг самая наглая из мартышек в одно мгновение ока вскарабкалась на борт и с шипением оскалила зубы, требуя продолжения банкета. Путники оцепенели от неожиданности и подспудного страха: никому не улыбалась перспектива быть покусанным и поцарапанным.

На моторке не был даже вёсел, а айфоны — слабое оружие против голодного зверя. Не растерялась только Саша. Бросив телефон, она схватила спасательный жилет и заехала обезьяне по морде. Не ожидавшая отпора мартышка противно заверещала. Вторым ударом спасательного жилета Саша отправила обезьяну за борт. Побеждённому животному ничего не оставалось, кроме как ретироваться на берег.

Друзья разразились нервным смехом: вот это схватка! А Саша, удивляясь сама себе, поставила в уме эпохальную отметку: день рождения 45 лет — побить обезьяну — сделано 🙂

Певчая птица, которая перестала петь…

Что с ней сделаешь ты?

— Убью!

— Заставлю.

— Подожду…

Иллюстрация в школьном учебнике была дрянного качества: шершавая жёлтая бумага, блёклые краски. Фамилия художника звучала незнакомо и грубо — Грабарь.

Ленуся вздохнула: опять придётся высасывать сочинение из пальца. Но что-то тянуло смотреть на картинку вновь и вновь. Пронзительная синева неба? Стремящиеся к жизни замёрзшие ветви? Звенящие счастьем лучи зимнего солнца? Само название картины «Февральская лазурь» шептало о красоте недостижимого мира — где-то там светло и радостно, где-то там…

Ленуся сама не заметила, как сочинение обрело осязаемую форму на пяти тетрадных листах.

… Взволнованная учительница русского языка и литературы зачитала сочинение вслух перед всем классом. Под завистливыми взглядами одноклассников Ленуся была готова провалиться под парту в далёкой, забытой всеми богами и властями таёжной деревне.

— Леночка, пишите! Пишите и ещё раз пишите. Пишите больше. И мечтайте!!!

… Ленуся забыла о том дне, но продолжала мечтать и изредка писать слова благодарности в адрес жизни. В дневнике, для себя…

Тридцать лет спустя, в Третьяковской галерее, радостный мерцающий снег на картине Грабаря обжигал Елену Ивановну эстетическим оргазмом. Ей ужасно хотелось любовно погладить мастерски прорисованные ветви, но — нельзя! Музей.

И битая жизнью, но по-прежнему мечтательная Ленуся стояла перед картиной и таяла. Как же вдоволь напиться пронзительной синевой февральского неба и солнечной радостью жизни?

Он почувствовал её.

В самый последний момент оторвал свой взгляд от смартфона, сделал манёвр в сторону и, чуть не свалившись в сугроб, избежал прямого столкновения. На ходу пробормотал извинения и снова приклеился к экрану, но буквы и картинки окончательно перестали складываться в осмысленные понятия.

Скользкая дорожка будто нарочно мешала сфокусироваться по-новой на архиважных событиях чужих жизней, мелькающих на экране!

Почудилось?

Сквозь светящиеся строки на него смотрели пронзительные глаза Незнакомки с немой насмешкой:

— Вот так ты и прошёл мимо своего счастья…

Моё имя — Цветок Сливы. Твоё имя — Мир и Покой…

Я — всего лишь слабая женщина, простой человек без особых талантов и ярких способностей. Но я остро чувствую боль каждый раз, когда вижу, что они творят с моей родиной: любые мечты о свободе и счастье потеряли здесь смысл. Я знаю, ты чувствуешь так же…

В беззвучной молитве я поджигаю себя на глазах у людей, застывших от ужаса. Я жертвую телом, чтобы стать факелом и рассеять бездонную тьму. Я горю, чтобы высечь искру любви и дать мир моей родине. Я знаю, ты хочешь того же…

Смрад наших скорченных тел вызывает рвотный рефлекс у тех, кто нас унижал. Для привыкших жить на коленях мы — сумасшедшие. Для тех, кто стремится к свободе, мы — лучи света…

Иди ко мне. Я приму твою боль…

Ты и я. Мы ушли чёрным дымом в бесстрастное небо, но мы всё ещё здесь…

PS:

16 мая 1967 буддийская монахиня Нят Тьи Май (Вьетнам) совершила акт самосожжения в знак протеста против продолжающейся кровопролитной войны.

2 октября 2020 независимая журналистка Ирина Славина (Россия) совершила акт самосожжения в знак протеста против продолжающихся репрессий путинского государства.

Вот она, неожиданная награда после двух часов подъёма в гору: земляника! Солнечная поляна, словно скатерть-самобранка, раскинула свои дары перед усталыми путниками.

Миша сосредоточенно рвал землянику и пригоршнями отправлял в рот: так больше вкуса. Напитанные солнцем лесные ягоды взрывались во рту ароматной сладостью.

Вдруг из глубины подсознания раздался мамин окрик: «А зимой что? Лапу сосать будем?»

Миша невольно обернулся. Конечно, мамы не могло быть здесь, через десятки лет и за тысячи километров от родного дома, но перед глазами сами собой поплыли видения из детства: полные вёдра ягоды превращаются в банки варенья, которым угощают гостей по особым случаям. Годами банки стоят на полках, варенье засахаривается, мама варит из него компот, который никто не хочет пить…

Миша затряс головой, чтобы отогнать воспоминания. Набрал пригоршню земляники пополнее и целиком отправил в рот, смакуя вкус лета и радуясь тому, что можно наслаждаться жизнью здесь и сейчас, без оглядки на кого бы там ни было…

Наверное, со стороны это выглядело смешно: сорокашестилетний бугай зовёт маму. Но мне было всё равно, как я выгляжу. Восемь минут и сорок шесть секунд колено полицейского безжалостно давило мою шею. Последние две минуты были лишними: уже на седьмой минуте я перестал сопротивляться и хрипеть.

Обеспокоенные зеваки, не отрываясь от видеосъёмки на своих мобильных телефонах, потребовали полицейских проверить мой пульс. Пульса не было. Через час, в окружной больнице, меня официально объявили мертвым.

… Двадцатку, которой я расплатился в магазинчике и которую парнишка-продавец счёл поддельной, подшили к моему делу как улику. Седьмой президент США сурово взирает с купюры, как будто он точно знает цену моей чернокожей жизни…

На фронт Сашка не попал: в самом начале войны село было захвачено немцами и его, вчерашнего школьника, вывезли на работы в Германию. Весной сорок пятого года концлагерь, где находился паренёк, был освобождён силами союзных войск.

Заключённых вывели на плац. Сашку била дрожь, а по щекам катились слёзы. Домой! Но разве его там кто-то ждёт? Где отец? Где Марийка? Живы ли?…

Переводчик объяснил, что американское командование предлагает желающим не возвращаться на родину, в Советский Союз, построиться у стола справа. Всех остальных ждут грузовики для передачи советской стороне.

Сашкина довоенная жизнь поплыла перед его мысленным взором:

Село наполовину выкошено голодом… У матери нет молока кормить новорожденного брата… Она никак не может оправиться после родов, ей нужен доктор, но все дороги заблокированы красноармейцами: крестьянам запрещено выезжать из голодающего села… Сашка с Марийкой, младшей сестрой, помогают отцу закопать тела матери и братика за хатой: председатель сельсовета не разрешает хоронить на кладбище, чтобы «не портить отчётность»… Отца арестовывают по доносу за «искажённое» преподавание истории и высылают без права переписки… Председатель сельсовета отказывается дать Сашке направление на учёбу в город, как «сыну неблагонадёжного»… Галка, Сашкина любовь с первого класса, смеётся над его мечтами стать инженером («У тебя фамилия неправильная!») и гуляет с председательским сыном-губошлёпом…

Была ни была! Под недоумевающие окрики товарищей по бараку Сашка целеустремлённо пошёл направо, к столу, где сидел американский переводчик…

Через десять лет после войны в село пришла посылка из Америки: блок сигарет «Мальборо» и отрез ткани в ярко-жёлтых лимончиках. Про адресатов посылки, Сашкиного отца и Марийку, давно никто ничего не слышал, и потому её содержимое по праву «главного» досталось семье председателя сельсовета.

И только председательская невестка, Галка, смахнула набежавшую слезу, разглядывая вложенную в посылку фотографию своей «неправильной» первой любви Сашки с его американской семьёй…